Новый выстрел -- почти в упор. Я не успела. Ничего не успела, даже подумать о мяче, синем мяче, катящемся по песку...
Вокруг кричали, перепуганные посетители резво падали на пол сбитыми кеглями, бармен исчез за стойкой, а я по-прежнему стояла, словно вбитая в землю свая. Убили? Вроде нет. Ранили? Тогда почему не больно? Или вначале всегда не больно? Когда в меня попали в тот раз...
-- Пидор, падла гребаная! Убью выблядка!
Знакомый голос заставил очнуться. Сопляк куда-то исчез, а господин Изюмский...
-- Прекратите бить!
-- крикнула я, еще плохо соображая, что произошло.
-- Лучше наденьте наручники!
-- А где их, блин, взять?
-- "Вован" с сожалением опустил занесенную для очередного пинка ногу.
-- Ну ты, подруга, словно Христосик какой-то! Чуть не грохнули, а ты...
Все стало на свои места. Подозреваемый Кондратюк оказался там, где ему и должно находиться -- на полу; его пистолет в руках у следователя Изюмского, а я... Я, как ни странно, жива.
-- Еле успел!
-- дуб потер поясницу, скривился.
-- Кастетом, блин, врезал, сучий потрох! И в тебя, гад, целил! Хорошо, что успел подскочить!
Местоимения частично отсутствовали, но я поняла без перевода. Второй раз сопляк бы не промахнулся, но дуб подоспел вовремя. Тряхнул кроной, выбил "ствол", повалил урода на пол...
-- Рация есть?
-- А?
-- дуб недоуменно оглянулся, взмахнул рукой.
-- Да нет у меня, блин, рации! Ни хрена не взял. Сотовый -- и тот на столе, блин, оставил!
-- Ладно, -- вздохнула я.
-- Успокойте... граждан.
Самое время. Кошачьи вопли заглушают музыку, кто-то уже у дверей. Я покачала головой, с силой провела ладонью по лицу, начисто забыв о помаде, и направилась к стойке.
-- Граждане!
-- раздалось за спиной.
-- Я сотрудник городской прокуратуры Изюмский. Сейчас на ваших глазах... Да тихо, блин, пидоры сраные, харе орать!
Все-таки до конца соблюсти политкорректность "Вован" не сумел. Между тем бармен настолько расхрабрился, что осмелился выглянуть наружу. Увидев меня, он дернул носом, попытался нырнуть обратно, но опоздал. Я вынула удостоверение, ткнула "корочки" прямо в физиономию (нос снова дернулся).
-- Телефон и бутылку коньяка. Французский есть?
x x x
Пока дуб объяснялся с прибывшими наконец жориками, я успела испробовать коньяк, убедившись, что он и вправду французский. Неужели бармен страха ради иудейского опустошил свой НЗ?! Впрочем, по горлу скребло, а в мозги не попадало. Зато нервы начало отпускать -- понемногу, понемногу...
Хмурый лейтенант долго разглядывал мое удостоверение, затем я читала протокол, подписывала, даже умудрялась что-то пояснять, но ситуация проходила вскользь, словно не обо мне шла речь. Кажется, я велела не отпускать бедолаг-посетителей, дабы по свежим следам расспросить их о Кондратюке; напомнила о бармене -- но в голове звенела пустота. Странно, меня могло уже не быть. Нет, странность не в этом! Стреляли в меня не впервые, и порой даже попадали, но почему-то именно сегодня пуля, просвистев мимо, заставила онеметь, забыться. Как все просто! Господи, как все просто! Раз -- и нет старшего следователя Гизело. Раз -- и нет сотрудника Стрелы. Раз -- и некому будет смотреть дискету с пятиминутной записью того, что я много лет назад увидела на морском берегу, когда по песку катился синий мяч. Точно так убили Сашу. А я ведь даже не смогла попасть на его могилу, это где-то на Урале, говорят, туда пускают только своих.
Я -- чужая...
-- Ну, блин, подруга, дела! Отправили гада!
-- слегка помятый, но довольный дуб опустился на стул, сверкнул золотым зубом.
-- Чего, празднуешь?
Прийти в себя оказалось легче, чем думалось. Подруга? Ну, обнаглел!
-- Господин Изюмский! Война кончилась, так что можно не конспирировать. Во внеслужебной обстановке можете называть меня по имени-отчеству.
Внезапно я показалась себе неимоверной занудой. Хотя почему показалась?
-- Эра... Э-э-э...
-- дуб напрягся, вспоминая.
-- Игнатьевна. Мы этих... лиц... сейчас допрашивать будем?
Он не шутил. Первое дело, первая удача. Грешно смеяться.
-- Завтра. Точнее, сегодня. Днем. А лучше вечером. Сядьте, Изюмский!
Он почесал затылок, но повиновался.
Я кивнула на коньяк.
-- Это для вас. Для нас. Сейчас мы выпьем, и я вам скажу спасибо. Верней, уже сказала. Будь я юной красавицей, то в благодарность шептала бы вам слова любви до утра. Но я старая баба, очень хочу спать, поэтому мы выпьем и вы отвезете меня домой. За рулем усидите?
Дуб вздохнул, наполнил рюмки.
-- Усижу. А насчет спасибо... Да чего там, Эра Игнатьевна! Сегодня я, завтра -- вы.
-- Аминь, -- подытожила я и взяла рюмку.
Она показалась неимоверно тяжелой.
5
На работу я опоздала, причем вполне сознательно. Во-первых, следовало все-таки выспаться. Пугать своим видом подследственных грешно, а от недосыпа не спасает даже Анна Кашинская. А во-вторых, лишние расспросы. Городок наш, как ни крути, средненький. Средненький -- и очень спокойный. Однажды Ревенко принес сводки по Нью-Йорку и Москве. Да, вот там моим коллегам приходится туго! Кентавров, правда, не встретишь, зато все остальное! Поэтому ночная разборка в "Мамае" для нас не просто ЧП. Это -- ЧП-в-Кубе, Супер-ЧП. Значит, жди появления любопытных рож прямо посреди допроса с неизбежным идиотским: "Ну как?". Лавры и пушечный салют мне ни к чему, посему я решила отдать им на съедение господина Изюмского.
Пусть отдувается, ему с непривычки в охотку будет.
Но вышло иначе. Когда в половине одиннадцатого я переступила порог, стало ясно: никому в нашей богоспасаемой конторе нет дела до ночной стрельбы по старшему следователю Гизело. Ни шефа, ни Ревенко не оказалось на месте, дуб тоже отсутствовал, и по всему выходило, что наше ЧП -- еще не ЧП.
Все выяснилось сразу. Кентавры! Опять кентавры!
И на сей раз -- очень серьезно.
Привыкаешь ко всему. Когда я впервые увидела лохматых рокеров на стареньких мотоциклах, то и внимания не обратила. Мало ли их? Правда, меня предупредили: через несколько дней (как гласит столь любезная моим боссам теория Семенова-Зусера!) произойдет адаптация, и я действительно увижу.
Увидела. Батюшки светы!
Впрочем, это только поначалу было "батюшки светы". Привыкла. Хотя до сих пор никто и ничто не заставит меня прикоснуться к... ЭТОМУ. Расизм? Пускай. Но когда я вижу шевелящиеся колеса, растущие прямо из поясницы!..
А в целом, кенты как кенты. Вроде цыган. Цыгане катастрофу не пережили, зато кенты охотно заняли их нишу. С теми же проблемами.
На этот раз все обернулось скверно. Ночью -- в то время, когда дуб столь неудачно приглашал подозреваемого Кондратюка на танец, -- патруль подобрал на Дальней Срани двух девочек. Обеим по пятнадцать, еще школьницы. Обе были живы -- и живы до сих пор, хотя врачи на расспросы только разводят руками. Обеих изнасиловали -- страшно, беспощадно. Несчастных отправили в неотложку... и мигом прошел слух, что это сделали кенты.
О кентах болтают всякое -- порой и похуже, но сегодня...
Толпа вышла на улицы. Кентавров под рукой не оказалось, поэтому запылал райотдел милиции. Затем новый слух бросил озверевших людей к старому девятиэтажному дому, где якобы в подвале скрывалась пара кентов. Кентавров не нашли, зато начался погром...
Теперь Никанор Семенович там, и Ревенко там, и, как я поняла, мэр тоже.
Н-да, дела...
Странно: все эти годы кенты -- несмотря на их омерзительные колеса -казались мне наиболее понятными из всего, что довелось увидеть. Может, потому, что еще в детстве начиталась всяких Стругацких с Муркоками по поводу разнообразных мутантов. По крайней мере, для объяснения их колес не требуется менять картину мира. Не кентавры важны. Важно другое: почему в последние полгода они все чаще попадают в сводки происшествий? Мутация продолжается? Или кому-то это очень выгодно? Может, кенты вдобавок и бродячих собак едят?
Так ли, иначе, но следовало работать. Кондратюка решила не трогать. Как выяснилось, ночью его допрашивал дуб; значит, пускай продолжает. Его добыча. А вот мордобойца Петров...
x x x
-- Госпожа старший следователь! Арестованный старший сержант Петров на допрос прибыл!
Я была права: мы с арестованным (старшим!) сержантом Петровым -- старые знакомые! Встречались в гостях на квартире Залесского! Блудливый алкаш с сальными глазками, то есть пропавший гражданин Залесский, кем-то ему приходится. Одноклассник? Да, кажется.
Голос сержанта мне не понравился. Вид тоже. Типичный жорик; или, как говорили в давние, памятные мне времена и в иных, не столь отдаленных, местах -- мент. И рожа ментовская, и вид ментовский, несмотря на отсутствие пистолета, палаша и наручников на брюхе. Не люблю ментов! Атавизм, конечно, но... Не люблю! Как вспомню этих сук... Ладно, забыть!
-- Садитесь, Петров! Значит, деремся?
Бросив недоверчивый взгляд на стул, он все-таки решился и присел. Стул выдержал, к его (да и моему) удивлению. Экий шкаф! И рожа, рожа! Подстать таракану-полковнику. Впаять бы такому лет пять... Нельзя, нельзя! А жалко!
-- Итак, гражданин Петров, прошу пояснить мне свое поведение, выразившееся в злостном сопротивлении...
Он слушал с каменной мордой, но когда я назвала соответствующие статьи УК, камень дрогнул, и я ощутила искреннее злорадство. Это тебе не девочек насиловать, сука легавая! Не по почкам бить!
Все-таки трудно сдержаться. Сдержаться, забыть, что ты уже давно не Эрка Шалашовка, не "заключенная Гизело"...
-- Итак?
Петров молчал -- как памятник Ленину на площади Свободы. Слыхала, здешняя молодежь истово спорит: кто такой Ленин? Большинство считает: писатель. То ли "Му-Му" изваял, то ли "Анну Каренину".
-- Повторяю! Гражданин Петров, признаете ли вы...
-- Да чего там! Признаю...
Разродился! Хоть бы поупрямился для виду! Ладно, сыграли в злого следователя, сыграем в доброго.
-- А вас не удивило, что ОМОН оказался на квартире гражданина Залесского?
Он задумался, напряг единственную извилину.
-- Ну!
-- Не нукайте!
-- озлилась я.
-- Еще не запрягли, гражданин старший сержант! Отвечайте на вопрос!
А хорошо, когда можно так говорить с жориком. Просто душа поет!
-- Так точно, удивило, госпожа старший следователь. Чего им Алик сделал-то? Мы с Аликом друзья, я его с детства знаю...
Аликом? Ну, конечно, с гражданином Залесским, любителем разглядывать женские прелести.
-- Алька в тот день едва с кровати поднялся; перенервничал, бедолага, -- сосед его, прямо на наших глазах, чуть коньки не отбросил. Ерпалыч который. То есть гражданин Молитвин. Я примчался, и Фимка примчался... да вы сами видели -- бульон принесли, апельсины...
Стоп! Какой-такой Фимка?
Жестом остановив разговорившегося подследственного, я придвинула к себе ксерокопию рапорта бравого полковника Жилина. Итак, в квартире находились: сластолюбивый гражданин Залесский, сексапильная медсестричка-истеричка, сержант Петров Р. Р., бабуля -- Божий одуванчик, пес-барбос и... все. Никакого Фимки.
Может, так зовут спасателя-кента?
-- Кого вы упомянули последним, Петров? Кентавра?
Жорик оторопело моргнул:
-- Какого на фиг... Прошу прощения, госпожа старший следователь! Кентавра этого я не знаю, он с Аликом, вроде, приятельствует. Я упомянул гражданина Крайца... Крайцмана.
Я вновь просмотрела рапорт. Нет там никакого Крайца-Крайцмана! Погодите! А не тот ли это парень с оч-ч-чень характерным носом, который ввалился к Залесскому вкупе с моим сержантом, когда я собралась уходить? Так-так, помню...
-- Ладно!
-- решила я.
-- Давайте-ка сначала!
"Сначала" оказалось долго, зато плодотворно. Я слушала и злилась, и чем дальше -- тем больше. Хорошенькие дела на свете творятся! Этот ОМОНовский таракан Жилин что, ослеп? Ослеп, оглох -- или умом тронулся, фиктивные рапорта составляя? Или... Или все гораздо серьезнее?
Похоже -- да. Ибо сержант пребывал в полной уверенности, что его одноклассник Фимка скучает в следственном изоляторе. А вот в следственном изоляторе никакого гражданина Крайцмана знать не знают. И в горотделе тоже. Бумаги изучить я уже успела.
Может, Фимку попросту отпустили?
-- Хорошо, разберемся...
Я перечитала протокол, задумалась.
-- А скажите, Петров, что было написано в ордере?
-- Каком ордере?
-- изумился он.
6
Злой следователь должен был напугать драчуна Петрова. Добрый -исподволь посочувствовать и начать "отмазывать". "Отмазывать"; и заодно незаметненько расспрашивать о всяких интересных вещах. А "отмазывать" лучше всего через проколы в бумагах. В рапорте Жилина ничего не было сказано об ордере, и я сразу подумала: тут и следует копать. Часто такие бумаженции составляются наспех, то подпись забудут, то печать. А сейчас, выходит, еще лучше: ордера вообще не было. По крайней мере, его Залесскому не показывали. Более того: если сержант не запамятовал, полковник даже не соизволил предъявить документы. Интересно, кто сие может подтвердить? Залесского нет, кентавра нет, Фимки нет. Зато есть бабуля и, конечно, медсестричка-истеричка! Вот и хорошо, вот и славно! А интересно получается!
Я искоса поглядела на старшего сержанта. Да, типичный жорик. Одна извилина, зато наверняка цепкий, словно бульдог. И местный, город знает досконально. Что, если...
-- Скажите, Петров, вы где предпочитаете ночевать -- в изоляторе или дома?
Он хмыкнул, и это вновь чуть не вывело меня из себя.
-- Вы, пожалуйста, словами отвечайте, подследственный!
Шкаф дернул плечами:
-- Дома, понятно! А почему...
Почему? А по кочану ему! Разговорился, понимаешь!
-- Вопросы, между прочим, здесь задаю я! И вопрос у меня к вам, Петров, такой. Согласны ли вы помочь следствию?
-- Согласен...
-- Еще раз!
-- велела я.
-- Громче!
-- Согласен, госпожа старший следователь!
Его рожа в этот момент выглядела изумительно. Взгляд -- разве что насквозь не прошибал. Ничего, гляди, не боюсь, мент поганый!
-- Я могу вас отпустить домой, Петров -- под подписку. Более того, если вы поможете следствию, следствие поможет вам. А нужно вот что. Первое -узнайте, где сейчас ваш Крайцман. Просто узнайте. И второе. Если встретите Залесского или если он вам позвонит, передайте: я хочу его видеть. Скажите, что от этого зависит судьба Молитвина. Ясно? Если ваш Алик трус, пусть мне просто позвонит. Поняли?
Он задумался, пошевелил извилиной.
-- Так точно! Понял!
-- Хорошо. Завтра в десять -- здесь, у меня. Обождите, я вас провожу вниз... или даже лучше -- до трамвайной остановки, чтоб без проблем при выходе, а заодно повторите задание. Четко и внятно. Дошло?
Кивок был мне ответом.
Все складывалось удачно. Даже кентавры. Сегодня начальству не до меня, а мне... А мне не до них. Значит, можно улизнуть пораньше, прямо сейчас, и погулять по городу. Сначала в мэрию к Дубовику, он мне по жизни должен, не откажет; затем -- к медсестричке. Как бишь ее зовут. Ида?
Да, кажется, Ида.
СРЕДА, ВОСЕМНАДЦАТОЕ ФЕВРАЛЯ
Клевый и фигуристый бабец упрямится * Изыскания старшего сержанта
Петрова * Методика расследования a la Izyumsky *
Святой Власий супротив буйства кентаврийского *
Вагон третий, место пятое
1
-- Как же это вы так, Эра Игнатьевна? С попами-то вашими? Вы, извините, не адвокат, а совсем наоборот! С чем нам на процесс выходить? С хулиганством?
Нет на земле справедливости! Нет! Я, дура наивная, благодарности ожидала: все-таки чуть не пристрелили! Но шеф, даже не дав отхлебнуть крем-ликера, начал именно с "поповского" дела.