А так ничего. Просто упал с лавки.
Андреа очнулся на полу. Болел ушибленный при падении затылок. Теперь малефик знал, как действует на демонов порча. Цельное и целеустремленное существо обрело дар сомнения. Судьбокрут начал колебаться, выбирать. Четкие цели поплыли, сместились. Демон больше не был единым целым.
Деманий начал очеловечиваться.
И еще: Андреа Мускулюс наконец отчетливо понял, что надо делать.
CAPUT XIV
«Явись, мой демон, дух страстей, — желанней дорогих гостей ты будешь для меня!…»— Вы очень напоминаете Просперо, друг мой! — мимоходом бросил Фортунат.
Еще недавно Мускулюс отдал бы правую руку за такое сравнение, пусть даже брошенное вскользь. Уподобиться наставнику хоть в самой малости? Почетней награды трудно и представить. И вот — достиг, услышал из уст мага высшей квалификации…
Считай, диссертат защитил. А сердце не дрогнуло ни единой стрункой.
— Чем именно, коллега? Я ведь ничего не делаю…
— Вот-вот! — туманно откликнулся венатор, продолжая возню с нимбус-факелами. — Сразу видна школа досточтимого Кольрауна… Знаете, ваш план выше всяческих похвал. Клянусь Вечным Странником! Такая ахинея, такая гениальная бессмыслица просто обязана сработать!
До сих пор сохраняя облик ехидного старца, он страдал одышкой, но в целом был бодр. Прифрантился, знакомый плащ нацепил, щеголь. Если такого однажды вывести на эшафот, зрелище получится — загляденье. При слове «бессмыслица» на лицо Цвяха снизошла полузабытая гримаса. Клинышек бородки встопорщился наконечником копья. Словно откусил от любимого тетушкиного пирога, чей вкус давно не щекотал язык.
Бессмыслица, лаванда…
Ловля демания на живца.
Расставленные умелой рукой, факелы горели ровно, вытягиваясь язычками пламени к небу. Небо хмурилось, ворчало, утирало тучами воспаленные глаза. Но дождем пролиться медлило. Зеленоватый стеклистый дымок кружил по Ежовой Варежке, заключен в невидимую оболочку. Находиться в нимбусе с непривычки было трудно. Спирало дыхание, слегка кружилась голова. В висках стучала кровь. Под ногами зашуршали палые листья, иногда сбиваясь в яркую кучу. Шорох листвы оглушал.
Последний теплый день осени?
Первый день слякоти?
Или ты просто волнуешься, сударь авантюрист, а погода вовсе ни при чем?!
Колдун отошел к кустам ежевельника. Присел на корточки. Напряженная, звенящая скука одолевала Мускулюса. Опытный охотник, Фортунат Цвях не нуждался в помощи дилетанта. Ждать, пока напарник обустроит западню на демания, согласно плану в точности копируя прошлую ловушку Дикой Охоты, оказалось тяжело. Ждать всегда тяжело. Куда легче было бы доложиться Серафиму Нексусу, свалив необходимость решать и действовать на хрупкие, старческие, стальные плечи лейб-малефактора.
Эй, приятель! Доложись!
Еще не поздно…
Андреа прекрасно знал, что началось бы, сообщи он начальству о происходящем. Демон в свободном состоянии? Ну так ловите, дружок. В вашем распоряжении один из лучших венаторов королевства. Да вы и сами — отрок не из последних. Демон расположен к магии? Судьбоносные влияния? Нарушения 2-го Постулата Верума?! Вы сошли с ума! Подтверждение опытным путем гипотезы Кручека-Цвяха?! Шмагия навыворот?! Обождите, ничего не предпринимайте, к вам немедленно отбывает следственная комиссия Тихого Трибунала во главе с…
А, какая разница, кто встанет во главе комиссии — сам Нексус, Просперо Кольраун или кто-то из Высшей Ложи?! Демания, скорее всего, отловят, дело засекретят и начнут исследовать во все тяжкие. Фортунат Цвях и Матиас Кручек будут включены в число допущенных к экспериментам, посторонних отсекут, чтобы знали свой шесток. Некий колдун вернется к привычным делам и обязанностям. Жизнь войдет в накатанную колею обыденности. Почему это так беспокоит тебя, малефик? Ведь Судьбокрут творит добро! Девочкой в желтом платьице спасена маленькая Искра Гонзалка. Дама в синем, улыбнувшись в небесах, отвечает пожаром в доме Шишмаря Швеллера. Дитя-одуванчик спасает Тиля от огня. Очередь дамы в синем: пращники атакуют дом, идет битва в Красильной слободе. Деманий-Судьбокрут не позволяет никому погибнуть во время битвы. Но дама — тертый калач, такие игры по ней. Трое пьяниц едва не съедают петуха отпущения. В последнюю минуту по приказу «берегини» вмешивается Янош, и ситуация вновь разрешается наилучшим образом. Чем ответит дама в синем? — сейчас, сегодня, завтра…
Если каждый ее новый ответ страшней предыдущего?
Если каждая новая карта — старше и козырней?
И самое главное: чем станет отвечать судьба на эксперименты Тихого Трибунала с пойманным Судьбокрутом?! Шаг за шагом, раз за разом, удар на удар, все дальше, до самых бездн…
— Извините… пф-ф… Припозднились мы! Ф-фух…
Это Леонард Швеллер с женой. Нет, ваша честь, вы не ослышались. С женой. И с нахальным Яношем за компанию. С виду, если не вглядываться, вполне приличная семья. Нет, ваша честь, я и не вглядываюсь.
— Ничего, мастер Леонард. Время еще есть.
Поначалу думалось, что кожевник привезет Ядвигу на телеге. Ан нет, на руках принес. Взопрел, хрипит горлом. Как и дотащил-то, от самого дома? В его годы… Было даже странно, что хозяин так легко согласился на безумное предложение гостя. Узнав, что тайный план предусматривает собрание на Ежовой Варежке максимального числа былых участников «Пролога к Дикой Охоте», Леонард вопреки ожиданиям не стал крутить пальцем у виска. Он сильно изменился, лысый кожемяка. Шмаг, ученик шмага. Лишь спросил: «Это опасно?» «Да, — ответил Мускулюс. — Это опасно. Но без вашей жены ничего не получится. Единственное место в мире, где дремлет прошлое пятилетней давности, застыв в мертвой точке, — Ядвига Швеллер. Контузия судьбы во благо. Я понимаю, мои слова звучат нелепо и в некоторой степени оскорбительно…»
«Отчего же? — пожал могучими плечами Леонард, сделавшись ужасно похож на своего деда Кирея, драчуна и упрямца. — Ждите, я доставлю Ясю на поляну».
Вот, доставил.
Наблюдая, как Швеллер бережно располагает бесчувственную супругу на кипе пледов, притащенных Яношем, колдун пытался расслабиться. Унять беспокойство, создававшее побочные волнения эфира. Он здесь — лишний. Случайный элемент головоломки, как случайны пальцы собирающего. Самым важным было скрыть от Фортуната Цвяха истинные мотивы замысла. Матерый волк, охотник мог уловить отголоски чужой тревоги, проявить интерес, пойти по «верхнему» следу…
— Ах, Яся-Ясенька, горе ты мое…
Выйдя из— за искалеченного молнией вяза, ведьма Мэлис присела рядом с Ядвигой. Взяла тонкое запястье подруги. «В тот раз вы находились здесь?» -взглядом спросил Мускулюс. Нет, покачала головой ведьма. Указала жестом: вон там, левее. Мне занять прежнее место, сударь колдун?
Да, кивнул Андреа.
Уговорить рыжую принять участие в охоте на Дитя-одуванчик оказалось просто до чрезвычайности. Вон причина мгновенного согласия. С факелами возится. Думается, теперь ведьма не отпустила бы Фортуната одного даже в ад. За ночь выпестовала бы личный Облик, с хвостом, рогами и копытами, бегом бы побежала за «изменщиком». А на поляну — вообще пустяки.
Янош предложил ей запасной плед, но ведьма отказалась.
Так и легла, на сырую землю. Точно в том месте, где лежала в день покушения на короля.
— Приступим, коллеги?
Закончив обустройство ловушки, Фортунат Цвях по очереди поклонился каждому из «коллег». Повинуясь безмолвному приказу охотника, кожевник Леонард и Янош Кручек встали по углам воображаемого треугольника, рядом с крайними факелами. Пожалуй, именно там пять лет назад стояли незнакомые Мускулюсу чародеи СоБеЗа, готовясь к вызову и обузданию демона. Сегодня вместо магов были шмаги, но малефик и не надеялся создать точное подобие. Для исполнения его плана хватало общего сходства.
Базовый принцип малефициума: подобие не есть копирование. Так, «pupa malitia» лишь отдаленно схожа с жертвой-прототипом, но боль человека от царапин на воске реальна безусловно.
Трое на поляне.
Западня— нимбус.
Две женщины за кустарником.
Картину портил один китоврас с рогами. Гриня топтался у заросшего грибами пня внутри нимбуса, дрожа от страха. Хвост немилосердно хлестал двутелого великана по бокам, словно Григория Иннолиура облепили слепни.
— Сударь колдун, вы на нем куда-то ехать собрались? — из-за кустов шепотом осведомилась ведьма. Так бывает с людьми: глаза боятся, руки делают, а язык обуревает нервное, совершенно неуместное остроумие.
— Увы, милочка, — тоже шепотом отозвался Андреа, выждав, пока венатор со значением поднимет руки, словно дирижер, велящий оркестру приготовиться. — На этом китоврасе, скажу я вам, где сядешь, там и слезешь…
Неизвестно, какая острота готова была сорваться в ответ с уст Мэлис, и никогда не станет известно, потому что ведьма онемела. Охотник на демонов разразился гортанным клекотом, с треском рванув полотнище воздуха. И китоврас Гриня исчез. «Покров трех плащей» спал, обнажая сущность. В мареве, струящемся меж факелов, возникло Дитя-одуванчик. Испуганная малышка в когтях чародеев.
Время почесало в затылке, страдая приступом «deja vu».
«Alles!» — одними губами шепнул малефик.
Словно отвечая приказу, Зизифельда Трабунец выпрямилась в клетке.
* * *— Начнем играть с Судьбой, детка. Приступай!
— Но я… я не умею! Я разучилась…
— Придется учиться заново. Я кому сказал?!
Укрыт от посторонних глаз «кисеей отчуждения», Мускулюс наблюдал за воплощением своего безумного плана. Только сейчас он сообразил, что из всех направлений выбрал единственное. Брось некий великан на землю свое копье так, чтобы древко протянулось через центр нимбуса и место, где засел малефик, — острие наконечника указало бы точнехонько на злополучную прогалину, откуда Андреа пять лет назад «глазил по площадям». Совпадение? Случайность?
Вряд ли.
Где сошлись за игральной доской Судьба и Судьбокрут, случай обретает силу закона.
Трясина невероятного обращается в гранит предопределенности. Звенья совпадений замыкаются в цепочки закономерностей. Логика сюжета, хромая на обе ноги, быстрее королевского скорохода несется к цели. В кустах играют десятки, сотни, тысячи салонных клавесинов. Развеиваются прахом по ветру все постулаты Верума Непогрешимого. Главное при этом — вовремя сойти с ума и наугад выбрать правильную дорогу…
Поляна— оборотень, Ежовая Варежка тронулась первой, превратясь в цирковой манеж. Кусты, деревья -трибуны. Палые листья — опилки. Обряд в нимбусе — фарс, пустой, жестокий и потешный. Представление напоминало игры «в колдовство» Яноша, когда парень собирал вокруг себя детвору. Феечки, красненький… Действия, имеющие ценность лишь для непосредственных участников — и то до поры.
Бледный до синевы Янек качнулся к венатору:
— Дядя Фарт… Что вы делаете?!
— Не смей называть меня Фартом!…
Подобие обузданного в прошлом демона, ложное Дитя-одуванчик, Зизифельда Трабунец в растерянности взмахивала руками. Затравленной лисой косилась на мучителя-Цвяха. Он велел, она честно пыталась исполнить. Вернуть себе власть над судьбами людей, которую дарил ей когда-то слом, — иллюзия для всех, кроме самой шмаги и ей подобных.
Циркачка тянулась к утраченной шмагии.
— Я не умею! У меня не получается!
— Ты плохая детка. Придется объяснить тебе…
Аркан— невидимка сдавил «плохой детке» горло. Фортунат был строг и беспощаден. Спектакль продолжался. Со страхом и недоумением глядели на венатора два шмага: Янош Кручек и Леонард Швеллер. Юный учитель и пожилой ученик. «Так надо», -сказали им. Они поверили. Честно пытались осознать, что делает охотник на демонов. Старались поддержать Цвяха — пусть лишь в собственных видениях, обретающих реальность исключительно для сломанных… И — для Судьбокрута?
Да?
Нет?!
Какая разница, если они все равно не понимали: зачем маг мучит циркачку?! Да он сейчас убьет ее! Разве можно позволить… Швеллер сурово нахмурил брови. Тень легла на лицо кожевника. Сломанной костью хрустнула ветка под ногой. Напряглось мощное, грузное тело. Сейчас разъяренный бугай кинется на Цвяха, «спасая» лилипутку. Сшибет наземь, поломает диспозицию, настрой, вся затея пойдет прахом…
— Не надо! Я буду пробовать!
— Уж постарайся, сделай милость…
Цвях вовремя ослабил хватку. Зизи судорожно хватала ртом шершавый воздух. Ситуация застыла в шатком равновесии.
— Alles!
Невероятно: из всех слов, случайно или намеренно, охотник на демонов выбрал единственное.
Хлестнул, как ременным шамбарьером.
Лилипутка выпрямилась огоньком свечи. Сухими, стеклянными глазами она смотрела прямо на Мускулюса, хотя колдун знал: видеть его акробатка никак не могла. Малефик задохнулся. Ему почудилось, что второе «alles» произнес не Фортунат, а он, Андреа Мускулюс. Наверное, так и было. Он сказал, Зизи поверила. Пошла за ним на Ежовую Варежку, чтобы идти до конца.
«Я иду с вами, сударь. Спектакль должен продолжаться».
«За эти дни я убедился, что шмаги, не в обиду будь сказано, — очень упрямые господа. С ними легко иметь дело…»
Лицо Зизи стало другим. Улыбка. Привычная улыбка арены, надетая поверх страха. Ветер пронесся в кронах деревьев: трибуны зашлись овациями. Циркачка медленно развела руки в стороны. Словно перед финальным трюком. Надо смеяться через боль, надо раскланиваться с сорванной спиной, потому что спектакль должен продолжаться. Любой ценой.
Кастаньетами прищелкнули крошечные пальцы.
Внезапно Андреа ощутил: Ежовая Варежка изменилась. Из-за бессмыслицы происходящего злобным паяцем выглянул скрытый, почти мертвый от старости смысл. В фарсе забрезжила трагическая нотка; клюквенный сок на одежде фигляра стал соленым и горьким, как кровь. Сквозь фальшивое лицедейство проступали зыбкие контуры настоящих событий, вершившихся здесь пять лет назад. Прошлое пробуждалось! Шевельнулась на краю поляны, за кустами, бесчувственная женщина. Окаменелый внутри Ядвиги Швеллер маятник судьбы пришел в движение. Подобно робкому биению сердца, чуть заметному дыханию спящего. Подобие не есть копирование. Ведь было! Было почти так! почти совсем так! совсем так… Тик-так, тик-так, мощной амплитудой с момента остановки по сей день, совмещая несовместимое.
Толчок, безумный, как план Андреа Мускулюса, едва не опрокинул реальность.
Сжал вчера и сегодня в одном кулаке.
Стеклистое марево, заполнившее нимбус, исказилось. Клокочущей пеной взметнулось до небес; опало к жухлым листьям на земле. Лилипутка пошатнулась, с трудом устояв на ногах. Но действия венатора тут были совершенно ни при чем. Финальный трюк близился. Птичьи клювы ударили барабанную дробь: смертельный номер! Слушайте: смертельный номер! Змеиной волной Зизифельда перетекла чуть левее. Возвратилась на прежнее место. Изогнулась бичом в руке умелого берейтора. Четче обозначились в уголках глаз лаковые морщинки-трещинки.
Дрогнули в ответ язычки факелов, раздвоившись юркими жалами.
Каждый язычок — клинышек бородки Фортуната Цвяха, разделенный надвое седой прядью.
Раскачиваясь аспидом перед атакой, циркачка изучала охотника: пристально, хищно, оценивающе. Дрожь пробрала Мускулюса, превращая кости в ломкий сухостой. Догадка превратилась в уверенность. В нимбусе была уже не крошка Зизи. Верней, не только Зизи. Из глазниц маленькой гуттаперчинки на мучителя-Цвяха смотрел деманий.
Судьбокрут.
— Так, хорошо… давай, давай…
