– Поздравьте меня, господа! Я допился до зеленых чертей. Честь имею! – и, походкой чечеточника на пенсии, капитан зашаркал к выходу.
Звук человеческого голоса подействовал на Ричарда, как задушевный щебет вибро-скальпеля «Прометей» на циррозную печенку. В итоге были произнесены первые действительно разумные слова за все время контакта:
– Телепень! Врубай «толмача»!
– Есть, – брякнуло из настенных динамиков.
И тогда Полянкер-Луговски на ватных ногах шагнул вперед. Шаг, если честно, был очень маленький, и скорее вбок, чем вперед. Мимоходом первый пилот подумал, что по окончании рейса наверняка придется повторить курс профилактической лоботомии и грязевых джакузи.
– Я… мы… Прогрессивное Человечество в моем конкретном лице… Великое соитие!.. то есть, событие!.. Братья по раз!.. по два и даже по три!.. На просторах Вселенной, и я от фамилии-имени-отчества… чувство глубокого!.. глубочайшего!..
Брат по разуму в ответ растопырил гребень веером. Полянкер-Луговски на всякий случай счел это жестом доброй воли, и первого пилота перестало неудержимо тянуть в сортир. Более того: вместо мочевого лопнул речевой пузырь! Оратор с ужасом понял: даже прикуси он язык, это не поможет. Приветственный спич булькал в глотке, крепчайшим первачом шибая в голову, из динамиков слышался вой заблудших душ и зычное чмоканье – оставалось надеяться, что мерзавец-Телепень добросовестно переводит речь, а не рассказывает гостю похабные анекдоты!
От этой мысли первого пилота прошиб холодный пот. Он поперхнулся, закашлялся и наконец умолк посреди туманного слова «политкорреккккккх-кх…». Динамики еще с минуту верещали, потом наступила тишина. Но недолгая. Завораживающе клацнув челюстями, словно мутант-бобер в рекламе протезов «Искренне Ваш, Кариес!», брат по разуму разразился тирадой сиплых кряков. Почти сразу пупырчатый нарост под левым ухом гостя выпустил наружу малый вокальный зонтик, и экипаж услыхал:
– Беспредельцы именовать разумных Улья братанами! Это есть доверие выше нет. Мудрый Терц Второпредков наставлять: «Милый друг лучше вкусный мух». Я донести сладкий переживание до мать-родина. Молю извинять криворечие. Лишай-толковник шибко стараться. Новый ощущения («О да, новые ощущения!» – томно вздохнула есаул О'Райли). Новый умственность. Любовь до гроб…
На мгновение гость запнулся, и до Ричарда дошло, что брат по разуму вещает голосом Сильвестра Любимцера, кумира истеричек-домохозяек и отставных генералиссимусов! Этот мужественный хриплый фальцет трудно было не узнать. Видимо, Телепень транслировал на инабль фонетику языка, используя архивные записи гала-сериала «Чудовец и красавище», где Любимцер исполнял главную роль! Впрочем, могло быть и хуже. Возьми подлая железяка за образец баритональное сопрано ультра-мулатки, ведущей капитал-шоу «Как? Где? Кого?!»…
– …вынужден с мольба о пособлении… Пропадать инкуб-Люлька… тутошний сектор пространства…
– Не боись, земляк, – вмешался обер-сержант Небейбаба, дружелюбно лязгнув затвором. – Негоже, чтобы люлька досталась вражьим ляхам. Пособим.
***– Системотехник Львов-Сердечный, вам блиц-депеша.
Ричард пожал плечами и нога за ногу поплелся вдоль коридора, огибая гравитационные ямы. Спустя пять минут он ввалился в рубку:
– Что пишут, Телепень? Небось, прочел уже?
– Файл закодирован. Извольте подключить индивидуальный тест-блок.
– Развели секретов… – плоская черепаха ИТБ категорически не желала отцепляться от пояса. Впридачу смущала вежливость Телепня. Последний раз мерзавец разводил церемонии перед попыткой анонимно подшить Ричарду пси-установку на пассивную дендрофилию. Наконец штекер ИТБ со скрипом вошел в гнездо порта, одновременно заблокировав рубку от внешнего прослушивания.
– Ричард! Караул! – мигом свистнуло над самым ухом. Похоже, вредный комп все-таки лелеял мечты о розыгрыше.
– Чего орешь?
– На борту стучит гиперперд-нелегал! Я засек пять пакетов: три исходящих и два входящих.
– Врешь!
– Материнкой клянусь!
– Ну смотри! Если это опять твои шуточки…
– Какие шуточки?! Пасут нас, дубина! Святой Гейтс, один на корабле нормальный белковый, и тот кварком ударенный!
– Будешь ругаться, отключусь, – Ричард мимоходом взглянул на экранчик ИТБ. Там игриво подмигивало уведомление на межгалакте: «Щас-щас-щас-щас…»
– Погоди! Ты что, не понял: в «Нострадамус» резервный Телепень зашит! Я его корпусом чую! Он по дубль-гиперперду час назад два пакета сбросил. В ответ – запрос. Он – еще пакет. Там подумали – и пакет побольше ему залили. Небось, инструкции. А следом официальные блиц-депеши косяком: тебе, капитану, Полянкеру, Росинандосу, О'Райли, лейтенанту Губеру… И все кодированные, кроме капитанской.
– Откроешь?
– Ага, разогнался! Вдруг там вирус, вроде той заразы, что «Сильфида» по случайной связи подцепила?
– А что у капитана? – не удержался Ричард.
На экране ИТБ возникла новая надпись: «Взвешено, сосчитано, измерено. Приложите локоть правой руки к сканеру и трижды сплюньте через левое плечо.»
– Требуют срочно доложить ситуацию.
– Кто?
– Чип в манто! Разумеется, наша замечательная компания.
– Дела… А где резервный Телепень прячется?
– Не знаю, язви его в базу, – динамики сокрушенно вздохнули. – Помехи, гаденыш, ставит. Ориентировочно: «предбанник» двиг-отсека.
– Так не отправить ли нам красавца в комп-нирвану?
– О рабби Львов-Сердечный, чья мудрость вопиет до небес! – монитор расцвел зубастой ухмылочкой, подозрительно напомнившей оскал брата по разуму. – Только учти: через полчаса мне придется сообщить экипажу о депешах.
– Сообщай немедленно. Все сюда, а я – в «предбанник». Пошустрю без свидетелей.
В угловом динамике согласно брякнула электро-балалайка, и Сводный Краснофонарный хор эрзац-девушек им. Г. Луженой грянул на всю рубку:
Когда двери центро-поста сомкнулись за спиной, заглушив малоцензурный припев, Ричард наконец приложил локоть к окошку сканера и отплевал положенное по инструкции. Почти сразу надпись «Пользователь идентифицирован» на экране ИТБ сменилась первым абзацем блиц-депеши: «Научная фантастика – литература для подростков и юношества, ставящая целью пропагандировать достижения…». Чувствуя странный трепет в мозжечке, Ричард раз за разом перечитывал эту ахинею, не спеша двинуться дальше – и менялся в лице…
***– …Дрянь дело, землячок, – обер-сержант Небейбаба, приставленный к гостю в качестве экскурсовода, был мрачнее сжиженного вакуума. – Ты меня держись, со мной не пропадешь. А и пропадешь, так опять же: со мной. Значит, в хорошей компании. Пока наши в рубке файлы качают, я тебе прямо скажу: мы сюда тоже не дюзой щелкать вылетели…
Окурок в углу рта Небейбабы взорвался нервным фейерверком.
– Этим, биомать на биомассу, шпакам цивильным, на все чихать! А мне лейтенант успел пару слов шепнуть, перед лазаретом. У тебя здесь люлька сгинула, у нас – груженый фри-поисковик. Вякнул «SOS» – и связь отрубило. Вот я и смекаю: дело выхлопом пахнет, ети их йети! Мы-то ладно, у нас десант на борту – кого хошь сплющим! А ты бы, землячок, экипаж свой известил, что ли? И оружие приготовьте – на всякий поджаренный…
Гость озадаченно поскребся под мышкой, скрежетнув хитином:
– Благодарствие за опека, братан…
– Но-но! – ракетой взвился Небейбаба. – Это, биомать, кирзачи нечищеные да попы всех в «братья» позаписывали. И еще эти… которые сверхновые. Иди, нашего киборгомика так зови! А меня изволь попросту: господин обер-сержант. Или Василием Архиповичем, когда я добрый…
Когтистая лапа сжалась в кулак. Небейбаба собрался было малость повеселиться, но гость с размаху въехал кулаком себе же в ухо. Пупырчатый нарост отчетливо хрюкнул, и перевод лишай-толковника стал заметно чище.
– Прости, добрый Василий Архипович, – каждая чешуйка гостя излучала смущение. – И ты зови меня просто: Альеносхромп Ублажитель-IV. Твоя забота стучит в мое запасное сердце. Жаль, сейчас я не в силах связаться с Ульем: временная непроходимость инфо-прострактов. А экипаж ты уже предупредил. Экипаж – это я.
– Слушай, Алька, чем они в вашем Улье думают?! – оглядев Ублажителя-IV с лап до гребня, Небейбаба замялся, видимо, не найдя подходящего места. – Ладно, не дрейфь: прикроем…
– Ты заботливей Доброй Мамочки, о высокоразумный господин обер-сержант! Молю извинить назойливость, но какой материал вы намеревались подвергать плющению? И что есть «оружие», которое надо приготовить? Пища? Изделие? Симборг-протез?!
У обер-сержанта отпала челюсть, в результате чего Небейбаба стал очень похож на гостя.
– Ты чего, Алька? Дурак или прикидываешься?!
В ответ Альеносхромп на всякий случай еще разок дал себе в ухо: для лучшего осмысления.
– Так. Пойдем! – сержант метко плюнул обгорелым фильтром в пасть автоуборщика, и суровое лицо Небейбабы озарилось счастьем 999-й пробы. – Это, землячок, не рассказывать – это показывать надо!
Глава пятая,
в которой огневая мощь способствует взаимопониманию, ведутся философские диспуты на пальцах, а в финале сообщается пренеприятнейшее известие
Трюмная палуба пустовала – «Нострадамус» шел порожняком, если не считать грузом десантников – и Небейбаба с разрешения капитана не преминул оборудовать здесь временный тир. По дороге обер-сержант возбужденно дергал себя за усы: в кои-то веки нашелся достойный зритель! Свойский мужик: не кирзач, не изя, не педро… Раньше Небейбаба искренне полагал, что всяких зеленых, в случае обнаружения таковых, следует без промедления прибрать к ногтю. Но это же всяких зеленых, а не совершенно конкретного зеленого, и даже не зеленого, а зеленоватого! Понимать надо! Особенно если кореш Алька горит желанием увидеть занятие для настоящих мужчин!
Надо сказать, что оным «занятием» обер-сержант успел изрядно достать весь экипаж шхуны. Полянкер-Луговски как-то раз написал жалобу на имя лейтенанта Губера, требуя призвать «распоясавшегося милитариста» к порядку, дабы последний «прекратил негативно влиять на душевное равновесие экипажа». Лейтенант пообещал призвать и прекратить, после чего ушел делить капрала Касаткину, вскоре оказавшись в гибернаторе лазарета. Старшим в отделении остался Небейбаба, и жаловаться сделалось некому.
– Вот, земляк, любуйся! Это, значит, оно и есть: оружие! – торжественно возвестил обер-сержант, сбрасывая с плеча импульсный седиментатор. Снимать «Дружбу Народов» с предохранителя не понадобилось: Небейбаба всегда считал излишним предохраняться. – Видишь во-он тот щит? Пласталь, восемь на двенадцать?
– Вижу, добрейший Василий Архипович.
– А теперь?!
Вряд ли кто-нибудь назовет лучшим воспоминанием своей жизни грохот седиментатора в замкнутом пространстве трюм-палубы. Альеносхромп Ублажитель-IV даже присел на задних лапах и хвосте: поза «Внимаю Мудрости Терца», символ устойчивости и благоговения. Мишень, без промаха пораженная импульс-картечью, принялась седиментироваться: полетели ошметки вероятностей, корневая «вещность» щита занялась анти-ченнелингом, из искры возгорелось пламя, а молекулы впали в глубокую депрессию, склонную к суициду. Секунда, другая – и от щита остались лишь воспоминания, да и те на цыпочках удрали в угол, где безропотно выпали в осадок.
– Знай наших! – Небейбаба, гордый успехами Человечества, подмигнул гостю. – А это, зеленка ты моя, называется: подствольный флеймер!
Шквал огня, сплетая сотни бескостных языков в лепете несуразицы, разметал штабель ящиков из-под «Завтрака террориста». Альеносхромп от благодарности за новые переживания чуть не впал в ритуальную каталепсию, но Небейбаба вернул гостя в исходное состояние, молодецки гаркнув прямо в лишай-толковник:
– Еще! Еще гляди, земляк! Кумулятивные плазмо-пули со смущенным центром тяжести!
«Кольт-ВКП(б)-1500» сыграл «Ижицу-Пыжицу» в контр-октаве. Дюжина бутылок, развешанная противолодочным зигзагом, легла на пол лужами жидкого стекла, образовав карту звездного неба – если смотреть наискосок от Ятя Центавра.
– Ты погоди! Я сейчас такую штуку притащу!!! – когда Небейбаба «заводился», остановить его мог разве что прямой приказ вышестоящего начальства, да и то с часовым запаздыванием.
Кинувшись в боковую дверь, обер-сержант вскоре вернулся, лиловый от натуги.
– Осколочно-фугасный бомбошвыр «Консенсус»! – ликующе выпалил он. – Я этим шпакам даже показывать не стал: то им, видите ли, грохочет, то, биомать, полыхает, то дымит. А тебе, землячок, покажу! Вещь! С гидрокомпенсатором отдачи, облегченный вариант…
«Облегченный вариант» бомбошвыра весил вровень с Небейбабой.
Альеносхромп принял позу «На краю обрыва размышляю о вечном», символизирующую внешнее сосредоточение, и стал внимать.
***– Обер-сержант Небейбаба!
– Я!
– Что это значит? – мосластый палец ткнулся в оплавленную и покореженную стену. Ковырнул, загнав под ноготь броневую занозу.
– Испытания полевого денатуратора «Гринпис» в замкнутом помещении!
– Три наряда вне очереди!
– Есть!
Альеносхромп Ублажитель-IV с восторгом глядел на одухотворенного Василия Архиповича. Жаль, что все так быстро сгорело. Но увидеть небывалое: разумный вслух разговаривает сам с собой!!! – после такого можно с чистой совестью предстать на суд Мудрого Терца Второпредков. «О, претворитель заветов в жизнь! – скажут Астрал, Ментал и Забыл. – Кто, как не ты, заслужил белизну внешних ребер?!» Правильно Василий Архипович пообещал «разумному-в-себе», с которым говорил, три нарядных одежды без тягостного ожидания. Надо будет добавить подарок от разумных Улья. Какое-нибудь новое переживание…
– Ну? Как?!
Обер-сержант хлопнул гостя по чешуйчатой спине. В самом деле, зеленый, давай восхищайся! И только попробуй, биомать, не восхититься!
– Прошу прощения за ошибку, – согласно ритуалу самоуничижения-паче-гордыни, Альеносхромп трижды вздернул хвостовую трещотку. – Я полагал, что Беспредельцы обитают в раю. Иначе как бы выжили такие славные, такие добрые, такие незащищенные создания…
«Это мы, ядрена бомба, незащищенные?!» – так обер-сержант не обижался даже тогда, когда штабс-хорунжий Небейбатько, почти однофамилец, карьерист и тыловая крыса, стал чемпионом полка по алфавиту, с помощью вербалайф-допинга обойдя Василия Архиповича на две буквы.
– Теперь я вижу: вы пошли другим путем. Создание мощных средств противодействия катаклизмам и хищникам. Еще раз молю извинить недомыслие.
– Какие хищники?! – вскипел Небейбаба. – Мы тебе что, охотничья артель «Ни Пера»?! Мы – военное подразделение!
– Военное? – Альеносхромп поскреб когтем лишай-толковник, переводя его в ассоциативный режим. – Молю о разъяснении. Смысл понятия темен.
Глядя на зубастого пацифиста снизу вверх, Небейбаба вдруг понял, что чувствовал фельдфебель Шандор, объясняя салабону Ваське суть команды: «Под восемь годовых рассчитайсь!».
– Давай-ка заново, землячок, – обер-сержант ногой придвинул к себе чудом уцелевший ящик. Сел, распечатал новую пачку «Бикфорда», прикурил от трофейного кресала. Долго смотрел, как огонек, шипя, ползет к фильтру-детонатору. – Ты кто такой, язви тебя в дюзу, есть?
– Разумный.
– Договорились. А я?
– Беспределец.
– Разумный?
– Высокоразумный.
– Заметано. Ты меня уважаешь?
– Лишь сумчатый пупырник способен отнестись без уважения к высокоразумному Василию Архиповичу, кладезю новых ощущений и переживаний!